1.1.1. Чехов по-но­во­му ре­ша­ет из­люб­лен­ный в нашей клас­си­ке кон­фликт са­мо­ду­ра и жерт­вы: если ге­не­рал ведет себя в выс­шей сте­пе­ни «нор­маль­но», то по­ве­де­ние «жерт­вы» не­прав­до­по­доб­но, Чер­вя­ков пре­уве­ли­чен­но глуп, трус­лив и на­зой­лив  — так в жизни не бы­ва­ет. Глав­ным объ­ек­том осме­я­ния в рас­ска­зе Че­хо­ва стал ма­лень­кий чи­нов­ник, ко­то­рый под­ли­ча­ет и пре­смы­ка­ет­ся, когда его к этому никто не вы­нуж­да­ет. По­вы­шен­ное, бо­лез­нен­ное вни­ма­ние Чер­вя­ко­ва к ме­ло­чам по­все­днев­но­сти про­ис­те­ка­ет из его ду­хов­ной пу­сто­ты и са­мо­не­до­ста­точ­но­сти, его «ма­ло­сти» и ник­чем­но­сти. В рас­ска­зе со­че­та­ет­ся смеш­ное, горь­кое и даже тра­ги­че­ское: смеш­ное до не­ле­по­сти по­ве­де­ние; горь­кое со­зна­ние ни­чтож­ной цены че­ло­ве­че­ской жизни; тра­ги­че­ское по­ни­ма­ние того, что чер­вя­ко­вы не пре­смы­кать­ся не могут, они все­гда най­дут своих бриз­жа­ло­вых.

1.2.1. В сти­хо­тво­ре­нии «Про­рок» Пуш­кин рас­кры­ва­ет тему «поэта и по­э­зии». Поэт для Пуш­ки­на  — обык­но­вен­ный смерт­ный че­ло­век, но от­ли­ча­ет­ся от всех тем, что ему дано ви­деть, слы­шать, по­ни­мать то, что не­под­власт­но лю­бо­му че­ло­ве­ку. Имен­но по­это­му поэт дол­жен сло­вом  — «гла­го­лом», до­сту­чать­ся до каж­до­го серд­ца, неся людям прав­ду, свет, добро. В этом и за­клю­ча­ет­ся смысл фразы «Гла­го­лом жги серд­ца людей».

1.1.2. Тема ма­лень­ко­го че­ло­ве­ка, уни­жен­но­го своей со­ци­аль­ной ролью, раз­ме­няв­ше­го соб­ствен­ную жизнь на страх перед силь­ны­ми мира сего, из­люб­лен­ный в нашей клас­си­ке кон­фликт са­мо­ду­ра и жерт­вы по-но­во­му ре­ша­ет­ся Че­хо­вым. Ге­не­рал в рас­ска­зе ведет себя в выс­шей сте­пе­ни «нор­маль­но», а вот по­ве­де­ние «жерт­вы» не­прав­до­по­доб­но, Чер­вя­ков пре­уве­ли­чен­но глуп, трус­лив и на­зой­лив, сам «на­кру­чи­ва­ет» себя, чув­ство ра­бо­ле­пия в нем на­столь­ко силь­но, что не­сов­ме­сти­мо с самой жиз­нью.

1.2.2. Важ­ная для Пуш­ки­на тема про­ро­че­ско­го слу­же­ния поэта людям рас­кры­ва­ет­ся в сти­хо­тво­ре­нии вы­со­ким, тор­же­ствен­ным сло­гом, изоби­лу­ю­щим цер­ков­но­сла­вя­низ­ма­ми и уста­рев­ши­ми сло­ва­ми. Это свя­за­но, пре­жде всего, с тем, что в ос­но­ву сю­же­та сти­хо­тво­ре­ния легла биб­лей­ская ле­ген­да о про­ро­ке Исайе, свое­об­раз­но пе­ре­осмыс­лен­ная по­этом. Пе­ре­дать за­мы­сел Пуш­ки­на  — по­ка­зать поэта как про­ро­ка, про­по­вед­ни­ка Все­выш­ней воли на земле  — и по­мо­га­ет осо­бый язык сти­хо­тво­ре­ния, об­ра­ща­ю­щий нас к упо­мя­ну­той части Биб­лии  — книге про­ро­ка Исайи.

1.1.3. Тема «ма­лень­ко­го че­ло­ве­ка» берет свое на­ча­ло в про­из­ве­де­ни­ях Ка­рам­зи­на и Пуш­ки­на, раз­ви­ва­ет­ся в твор­че­стве Го­го­ля и Сал­ты­ко­ва-Щед­ри­на, по-осо­бо­му зву­чит у Че­хо­ва. Ма­лень­кий че­ло­век Баш­мач­кин и ма­лень­кий че­ло­век Чер­вя­ков  — су­ще­ства сла­бые, не спо­соб­ные про­ти­во­сто­ять ца­ря­ще­му ми­ро­по­ряд­ку про­сто по­то­му, что жизнь уже сфор­ми­ро­ва­ла из них рабов, доб­ро­воль­ных ис­пол­ни­те­лей чужой воли. Это особо остро под­чер­ки­ва­ет­ся в об­ра­зе Чер­вя­ко­ва. Если Баш­мач­ки­ну вы­со­ко­по­став­лен­ное лицо сразу не остав­ля­ет ни­ка­ких шан­сов на че­ло­ве­че­ское об­ра­ще­ние, то че­хов­ский ге­не­рал ведет себя сна­ча­ла в выс­шей сте­пе­ни «нор­маль­но», а Чер­вя­ков сам «на­кру­чи­ва­ет» себя. Чув­ство ра­бо­ле­пия в обоих ге­ро­ях на­столь­ко силь­но, что не­сов­ме­сти­мо с самой жиз­нью. Прин­ци­пи­аль­ным раз­ли­чи­ем между при­ве­ден­ны­ми от­рыв­ка­ми Че­хо­ва и Го­го­ля, между че­хов­ски­ми чи­нов­ни­ка­ми и чи­нов­ни­ка­ми го­го­лев­ски­ми в том, что Чехов до­во­дит ана­лиз сущ­но­сти чи­нов­ни­чьих от­но­ше­ний до ло­ги­че­ско­го конца. Ока­зы­ва­ет­ся, дело не про­сто в суб­ор­ди­на­ции по служ­бе, а го­раз­до глуб­же  — уже в самом че­ло­ве­ке.

1.2.3. Оба сти­хо­тво­ре­ния объ­еди­не­ны темой поэта и по­э­зии. Пуш­кин в своем «Про­ро­ке» по­ка­зал тя­же­лый путь ста­нов­ле­ния поэта, пре­вра­ще­ния про­сто­го смерт­но­го че­ло­ве­ка в про­по­вед­ни­ка Все­выш­ней воли на земле. В «Про­ро­ке» Лер­мон­то­ва поэт, на­де­лен­ный бо­же­ствен­ным даром, осо­зна­ет всю тя­жесть сво­е­го пред­на­зна­че­ния, всю го­речь от не­по­ни­ма­ния и оди­но­че­ства. В сти­хо­тво­ре­нии Пуш­ки­на зву­чит оп­ти­мизм, вера в сво­бо­ду, в свет­лое бу­ду­щее, ко­то­рое гря­дет за болью. Со­всем иное на­стро­е­ние у Лер­мон­то­ва: поэт один, в мире нет на­деж­ды. Од­на­ко, не­смот­ря на от­ли­чия, и Пуш­кин, и Лер­мон­тов едины в том, что пред­на­зна­че­ние поэта  — быть про­ро­ком, через ис­пы­та­ния и муки нести людям веру в свет­лое бу­ду­щее, в вы­со­кие чув­ства даже тогда, когда во­круг нет ни­че­го свет­ло­го, даже тогда, когда во­круг лишь грязь и не­ве­же­ство.